ГЛАВА 21
— Окружили страшно, до трамвайного полотна протянули веревку, — Саша устало опустил глаза в стол, голос его дрожал, — гоняли абсолютно всех. Я чудом, дворами, подошел.
После убийства старика-таксидермиста, после того, как увидела его страшный труп, Зина пошла в Еврейскую больницу к Цимарису. К счастью, идти было недалеко. Саша был на работе. В последнее время Зина заметила одну вещь — он чаще бывал на работе, чем в собственном доме. И связано это было не с тем, что Цимарис души не чаял в своей сложной и порой очень неприятной работе. Зина прекрасно понимала, что Саше точно так же невыносимо возвращаться в пустую квартиру, как и ей.
Цимарис был на обходе, и Зине пришлось ждать в коридоре возле ординаторской. Больница была переполнена, и люди постоянно сновали туда-сюда. От Саши Зина слышала, что никто не хочет идти работать в Еврейскую больницу, поэтому здесь всегда не хватает врачей. Работа была слишком тяжелой, а платили не так много. Удерживались только такие энтузиасты, как Цимарис, которые не могли жить без своей медицины. Эту особенность Саши Зина понимала.
Только сев на стул в коридоре и прислонившись затылком к холодной больничной стене, покрытой облупленной штукатуркой, она почувствовала, как устала. Во что превратилась ее жизнь?
Почему она не может жить так, как все нормальные люди: спокойная, хорошая работа, дом, семья, любящий муж… К чему все эти трупы, загадки, кровавые кошмары, призраки, погони, которые мучают ее во сне? Зина прекрасно могла бы обходиться без них, но… Но разве смогла бы она жить так, как все нормальные люди? И разве эта пытливость ума не являлась ее проклятием? Проклятием и даром одновременно?
Докопаться до истины, заглянуть под видимую суть вещей, узнать правду, скрытую под плотными слоями лжи… Все это было ее жизнью. По-другому Зина жить не могла. Другая сторона дара всегда проклятие. Она закрыла глаза, пытаясь прогнать страшные призраки. Но они не уходили. Две одинокие слезинки скатились из-под закрытых век, оставляя на щеках обжигающий след.
— Что с тобой? Зина, что случилось? — встревоженный голос Цимариса вернул ее в реальность, и она с трудом разлепила свинцовые веки. Вот так бы рухнуть в кровать, уснуть и навсегда забыть обо всем…
— Случилось, — Зина выдержала пытливый Сашин взгляд, — мы должны поговорить наедине. Это важно. Чтоб ни одна живая душа не слышала!
— Сейчас организуем, — он хотел засмеяться, но быстро оборвал свой смех. — Ты плохо себя чувствуешь? Что болит?
— Голова, страшно, — вымученно улыбнулась Зина. Саша все-таки был очень хорошим врачом, и по ее виду сразу определил, что с ней что-то не так.
— Я сейчас, — Цимарис быстро вернулся в ординаторскую, принес две таблетки и стакан воды, — эту выпей сейчас. А вот эта таблетка поможет тебе заснуть.
— Надеюсь, не люминал? — горько усмехнулась Зина.
— Нет, конечно, — и Саша назвал распространенный успокоительный препарат, который не имел таких побочных эффектов, как барбитураты.
Зина выпила таблетку от головной боли — единственно для того, чтобы успокоить Цимариса. Сама она прекрасно понимала, что ничто не поможет ей прийти в себя.
— Идем, — Саша взял ее за руку, они пошли в коридор направо и очень скоро зашли в небольшой чулан под лестницей. Там было темно, пыльно, но достаточно просторно.
— В этом месте нас точно никто не услышит, — пояснил он, — говори.
Зина быстро заговорила, описывая все то, что пережила какой-то час назад. На Сашу ее рассказ произвел весьма тягостное впечатление.
— Боже мой! — он вцепился руками в волосы. — Тебя никто не видел? Если кто видел, тебя могут арестовать за убийство!
— Думаю, меня не видели. Не знаю, как скоро обнаружат труп. Это зависит от того, какие контакты были у старика. Может, его уже обнаружили, а может, найдут ближе к ночи. Я не знаю. Я знаю, что убийца очень спешил, потому что не стал закрывать за собой дверь. И убийца — близкий старику человек.
— Потому, что тот сам впустил его в квартиру? — Саша схватывал очень быстро.
— Да, — кивнула Зина, — и это не Юна. После того, как она ушла, чучельник был жив. Я сама видела, как он расхаживал по комнате. Это означает, что после Юны он ждал кого-то еще.
— А ведь был уже достаточно поздний час… — задумался Цимарис. — Ну да, еще одно доказательство того, что это близкий человек. Чужие в гости в полночь не ходят. Что теперь делать?
— Когда ты заканчиваешь дежурство? — спросила Зина.
— Завтра в шесть утра. Что я должен делать? — Несмотря на весь ужас происшедшего, в голосе Саши прозвучали довольно бодрые нотки.
— Думаю, к завтрашнему утру труп найдут. Это означает, что в лавке старика будет обыск. Хотелось бы, чтобы ты сходил туда и посмотрел повнимательней, что будет происходить. Появится ли там внук? Это первое…
— Я пойду, — быстро согласился Цимарис.
— И второе: ты должен как можно быстрей связаться со своим другом и разузнать все о дельфинах в Севастополе. Что это за секретная база и что там делают с дельфинами.
— Я сделаю и это, — сказал Саша, — это оказалось даже проще, чем я думал. Я уже позвонил ему с работы. Через два дня он будет в Затоке, у нас под Одессой. А потом мы можем встретиться и лично поговорить.
— В Затоке? — мгновенно насторожилась Зина. — Что он будет там делать?
— Не знаю. Мне сказал, что его вызвали для какой-то экспертизы по дельфинам.
— Опять дельфины… — Крестовская задумалась. — Видишь, насколько они важны? Это след. Его надо распутать. Ты сможешь заставить его говорить?
— Без проблем, — кивнул Саша, — напою в крайнем случае. Ты только не волнуйся.
— Хорошо, — немного успокоилась Зина. — Значит, завтра вечером я жду тебя у себя. Ты ведь мой адрес помнишь? Придешь и расскажешь, что увидел на Привозе.
Следующим вечером Саша сидел за столом в комнате Зины. И, несмотря на то, что она постаралась — заварила вкусный чай, приготовила бутерброды с сыром и колбасой, даже не прикоснулся к еде.
Саша видел следующее. Когда он приехал на Привоз, а было это как раз к полудню, потому что в больнице пришлось задержаться, лавка старика была уже оцеплена. Повесили заграждение, и на страже стояли два солдата с винтовками в форме НКВД. Подъехал медицинский автомобиль. Из лавки вынесли длинныйсверток, завернутый в черный брезент. Саша понял, что это труп дельфина.
Люди, столпившиеся у заграждения, тут же принялись комментировать.
— Старик чучелов за живых людей делал, халамидник безглазый, шоб ему густо до покрышек… — послышалось в толпе.
— Ой, да не мучьте мои ухи за ваши сопли! Лавку грабанули, а старик фраеров и замочил! Ще тот куцый был старикашка, шо бандитов лавки за фарш отправил!
— Пожар то был, пожар! За шо вытаращились? Шоб вы смотрела на меня тухлым глазом, вот таким косым, как ваш тухес, шо ни увидеть, ни посмотреть!
— Собака! Собака сдохла, от и вонь! Чучелов-то из живых собаков понаделал. Вот одна и издохла.
— Ой, не смешите за мои гланды! Понаехали тут, халамидники из Беляшовки! У старика клад нашли! Царские червонцы да бриллианты! Под полом прятал. А заложила его полюбовница, ще та фифа продохлая. Вот он ту профурсетку рядом с кладом и положил. Говорят за то, шо копал всю ночью…
Как понял Саша из этого разнообразия Привозных разговоров, толком, что произошло со стариком и почему НКВД обыскивает лавку, никто не знал. А ведь толпились возле заграждения местные старожилы. Все эти люди работали на Привозе не один год и прекрасно знали и саму лавку, и старика-так-сидермиста. Среди версий, звучащих в толпе, не было ни одной правильной, что выглядело достаточно странно. Это означало, что НКВДисты тщательно скрывают все, что там произошло.
Цимарис выбрался из толпы и пошел через двор, пытаясь обойти лавку с другой стороны и заглянуть в окно. Ему это удалось. Он успел заметить, что в лавке полно людей — и в форме, и в штатском. Все они выглядели начальственно. Среди них не было ни одного, кто мог выглядеть подозреваемым, испытывал бы хоть какую-то скорбь или вел себя так, как должен был бы вести внук старика. Из всего этого Саша сделал вывод, что его там не было.